Неандертальцы падаль употребляли всегда. Теперь они умеют делать запасы и понимают, зачем это нужно. Но средств передвижения у них нет, кроме собственных ног, конечно. А перетаскивать мерзлое мясо придется иногда на десятки километров. Но – надо. Действительно, по-настоящему надо! Наст, зимний падеж животных для неандертальцев реальный шанс сделать большие запасы мяса. Даже если оно потом прокиснет в мясных ямах, они все равно будут его есть – это лучше, чем человечина».
Семен лично проехался по неандертальским поселкам и приказал готовить волокуши. Новичкам объяснил, что это такое и зачем. Ямы же были выкопаны еще летом и сейчас всюду были почти пусты – весна не за горами. На шестой день мороза Семен объявил всеобщую мобилизацию и выход в степь. Сам он никуда не пошел: пусть рушится мир, но занятия в школе будут продолжаться!
Еще через три дня – уже в сумерках – в форт прибыл Перо Ястреба. Семен разглядел, что нарту тянут волки, причем огромный зверь, бегущий впереди, ему хорошо знаком – по старой привычке он все еще называет его Волчонком. Это было странно: Перо Ястреба, конечно, немного умеет общаться с животными, но поставить в упряжку Волчонка – фактического вожака стаи – ему никогда не удавалось. Этот зверь и Семена-то соглашался возить лишь в особых случаях. Что стряслось?!
– Он упал, – сказал Перо и устало опустился на пол, хотя рядом была скамейка. – Бизон решил, что для тебя это важно, и велел ехать. Ему кажется, что это тот самый.
– Я сейчас. – Семен стал напяливать только что снятую верхнюю меховую рубаху. – Умойся и поешь – вода вон там, а еду Ветка сейчас принесет.
За забором – недалеко от входа – по снегу перемещались серые тени. Слышался хруст – волки грызли нарубленное для них мороженое мясо. Семен подошел. Один из зверей перестал есть, поднял голову и посмотрел на человека – тусклый свет зрачков.
– «Что случилось (…такого важного, что сам ты возглавил упряжку)»?
– «Он зовет тебя, – ответил волк. – Почему-то именно тебя».
Семен всмотрелся в переданный ему «мыслеобраз» – похоже, он не ошибся, предположив худшее. Только это оказалось еще не все – волк продолжил:
– «Твой зверь идет с ними».
– «Но почему…» – начал было человек и осекся: и то, и другое событие когда-нибудь должно было случиться – неизбежно. Словами «твой зверь» Семен переводил для себя «мыслеобраз», состоящий в основном из запахов, которым Волчонок обычно обозначал мамонтиху Варю.
– «Ты сможешь собрать местных еще на одну упряжку?» – спросил человек.
– «Смогу», – ответил волк.
– «Сделай это. Утром мы пойдем в степь».
Сухая Ветка приготовила спальное место для Пера, и тот уснул как убитый. Потом помыла посуду и улеглась сама. Семен даже не пытался последовать ее примеру – знал, что все равно уснуть не сможет. Он сидел у очага, подбрасывал в него палочки и вспоминал.
«По представлениям людей пяти племен (а теперь уже только лоуринов), творение мира закончилось разделением зверей и отделением от них людей. Род Волка когда-то был един с волком, а род Тигра, соответственно, с саблезубом. Ряд событий заставил местных мудрецов усомниться в моей принадлежности к тому или другому роду. Было высказано предположение, что Семхон Длинная Лапа имеет отношение не конкретно к волку или тигру, а к не разделенному еще первозверю. Позже я увидел его рисунок – на стене нашей Пещеры. Это человек-мамонт-тигр-волк. Да-да, именно в такой последовательности. Все это уже давно не кажется мне ни смешным, ни глупым. Наверное, я „заигрался", как Карлос Кастанеда, и из наблюдателя превратился в адепта. А что делать, если жизнь так складывается?!
На первой же охоте в этом мире я столкнулся с волчицей. Позже выяснилось, что волки здесь на людей не нападают – не считают их добычей или конкурентами. Эта же напала – вероятно, не сочла меня человеком. Я убил ее – почти случайно. Она была с волчонком – с тем самым. Почему он не убежал тогда, не попытался отомстить? Потому что мы честно сражались с его матерью, и я оказался сильнее. А ему в том возрасте нужно было быть возле кого-то очень сильного, чтобы „играть", перенимая эту самую силу. Он и сейчас считает меня несопоставимо сильнее, хотя давно перерос. Впрочем, возможно, его устраивает такое положение дел.
Мамонты. Это тоже была случайность – чистой воды. Они, оказывается, почти никогда не дерутся друг с другом, а тут сцепились. Тот, которого я назвал Рыжим, смертельно ранил противника, а добить не смог – мамонты этого не умеют. Раненого добил я – даже не представляя себе, какой подвергаюсь опасности. Рыжий, оказывается, был рядом, но почему-то оставил меня в живых. Наверное, за то, что я избавил сородича от мучений. В зиму катастрофы тоже был наст – как сейчас или даже хуже. Мамонты собрались в огромное стадо. Самцы образовали многокилометровый клин и пошли по степи, ломая бивнями наст, чтобы дать возможность кормиться молодняку и самкам. Ну и, конечно, копытной мелочи, которая брела следом за мамонтами. Они шли, не останавливаясь, много дней. Питаться самцам было некогда, и они умирали на ходу – один за другим. Точнее, падали, а умирали уже потом – лежа на боку мамонту трудно дышать. Они шли к залитой водой равнине, на которой в иные годы всегда было много корма.
На тот выход в степь меня, по сути, вынудили. Я не столько пытался спасти от гибели волосатых слонов, сколько свое племя – от крупных неприятностей. То ли я смог „уговорить" вожака, то ли это получилось случайно, но они свернули. В момент контакта клин самцов вел Рыжий. Потом была история с устройством водопоев. Если осенью морозы начинаются раньше, чем выпадает снег, мамонты в степи жестоко страдают от жажды. Мы опять встретились. Со мной была Варя. Рыжий, кажется, так и остался вожаком – стадо не распалось, потому что ландшафт изменился и мамонтам трудно кормиться даже летом. Я предложил ему помощь – подкормку для молодняка зимой. Он, наверное, понял, но ничего не ответил. Возле поселка лоуринов его никогда не видели, но с тех пор каждую зиму самки с детенышами съедают приготовленное для них сено. Нет, конечно, никаких оснований думать, что они из стада Рыжего, но кто их поймет, этих мамонтов. Жаль, что возле нашего форта нет приличных пастбищ и они сюда не заходят.