Народ Моржа - Страница 65

«Как совместить убивающий предмет на тропе и кучи еды, которые складывают в степи двуногие? Эти кучи торчат из-под снега зимой, сухую траву так удобно брать хоботом – даже мамонтятам. Я разрешал самкам с детенышами подходить к этой еде, разрешал не бояться двуногих – они никогда не наносили им ущерба».

Пожалуй, Рыжий был не в состоянии сообразить, что именно изменилось. Для него важен был сам факт изменений. Если они начались – когда-то он уже пережил такое – значит, прежнему опыту и памяти доверять нельзя. Раз безопасное становится опасным, значит, все нужно проверять заново. Да-да, все! Однако мамонт чувствовал, что на это у него не хватит сил – он стар, не накопил за лето достаточно жира и зимой умрет, если не будет все время пастись: «Значит, надо проверить что-то самое важное. Что? Наверное, нужно узнать, как изменились двуногие. Стали ли они другими?»

Рыжий не смог даже насытиться до конца – забытое, но когда-то такое привычное беспокойство овладело им. Он вновь почувствовал, что отвечает за жизни «своих» – многих, многих «своих». И он пошел туда, где в конце каждого теплого сезона возникали груды сухой травы: «Там часто копошатся двуногие – они попытаются нанести мне ущерб?»

Его ждало разочарование – возле травяных куч двуногих не было, хотя все вокруг пропахло ими и их животными – лошадьми и собаками. Оставалось лишь проверить, не сделалось ли и это место опасным. Бывший вожак стал приближаться к стогам – кругами, постепенно сужая их и обследуя землю перед собой. Трава вокруг была срезана двуногими, так что предметы на земле хорошо различались. Впрочем, кроме камней, сложенных в кучки («Чтоб не мешали резать траву», – догадался Рыжий), никаких предметов не попадалось…

Он сделал очень много кругов и вновь сильно проголодался. Срезанная когда-то трава не успела вырасти, и ее было трудно ухватывать и рвать раздвоенным концом хобота. Оказавшись возле крайнего стога, Рыжий с трудом удержался, чтобы не выдернуть сбоку большой ароматный пучок. Он уже шагнул вперед, потянулся хоботом, но остановил себя: «Так нельзя – это еда для детенышей!» Устыдившись своей слабости, он отступил назад, опустил хобот и начал возить им по земле, пытаясь хоть что-нибудь с нее ухватить. И вдруг…

Это был знакомый предмет – почти такой же, как на тропе. Только он не пах кровью сородича. Пока. Рыжий не наступил на него по чистой случайности.

Мамонт не тронул свою находку. Есть ему расхотелось. Похожее чувство он испытывал, пожалуй, лишь в зиму катастрофы, когда земля тряслась под ногами, когда привычный мир вокруг стремительно менялся и каждый шаг был смертельно опасен.

Рыжий повернулся и побрел прочь.

Он не понимал, что такое предательство – в мире животных его не бывает. Он просто чувствовал, что лишился чего-то очень важного. Может быть, сознания того, что он смог освоить изменившийся мир? Освоить не для себя – для «своих». Он надеялся, что сородичи теперь без него обойдутся. Оказалось, что не обойдутся – двуногие стали другими.

«Да, конечно, они изменились. Даже тот странный двуногий, которого я понимал, с которым мог говорить. Когда-то он указал безопасное место, где зимой есть еда для детенышей. Теперь он сделал его опасным. Этой весной двуногий подал ложный сигнал, дал информацию, которая не соответствовала действительности – рядом было совсем мало травы. Он пытался нанести мне ущерб. Правда, из-за этого я не умер… Хорошо бы его встретить и убедиться, что он действительно другой».

Бывший вожак шел просто так – куда несли ноги. Шел и думал о своем двуногом знакомом. И о молодой самке, которая зачем-то носила этого двуногого на себе. Рыжий был близок с ней этим летом… И чем дольше мамонт думал о странном двуногом, тем явственней ощущал его присутствие где-то поблизости. Нет, он пока не видел, не слышал и не чуял его – просто чувствовал.

Мамонт обогнул широкий пологий холм, хотел двигаться дальше, но знакомый запах остановил его. Рыжий повернулся и начал подниматься наверх. Человек лежал на спине, глаза его были открыты. Кажется, на нем не было повреждений, но он явно находился где-то между мирами – как когда-то сам Рыжий, медленно умирая на боку от удушья.

Человек зашевелился, с явным усилием сел, обхватил колени руками, устало прикрыл глаза:

– А, это ты… Давно не виделись…

На сей раз возле травяных куч были люди – двое взрослых и ребенок. Чуть в стороне пытались пастись две лошади.

– Пошли к ним, – прохрипел Семен, вытирая со лба пот. – Сейчас разберемся.

По самым скромным подсчетам, ему пришлось пройти и пробежать километров пятнадцать-двадцать. Его кожаные штаны превратились в шорты – материал был израсходован на обмотки для босой ноги.

– «Нет, – молча ответил мамонт. – Я подойду к ним, только чтобы убить».

– Прекрати! Это глупость! Недоразумение!!! Бред! Наши не могли! Мы…

Семен понял, что кричит и машет руками напрасно – мамонт не понимает его. Тогда он повернулся и пошел к людям один.

Это были двое охотников-лоуринов и мальчишка. Они привезли старые шкуры, чтобы накрыть стога сверху – от осенних дождей. Мальчишка увязался с ними, пристроившись на спине одной из лошадей поверх свернутых шкур. Они, конечно, сразу обнаружили, что возле травяных куч побывали чужие. А вскоре нашли и то, ради чего приходили чужаки.

Семен долго щупал пальцами заостренные костяные штырьки: «При отсутствии металлических инструментов изготовить деревянную пластину – доску – довольно трудно. Для этого нужно расколоть клиньями прямослойное бревно, причем как минимум дважды. Потом плоский кусок дерева строгать и скрести кремневыми сколками. Кто-то не пожалел сил и времени…